воскресенье, 29 августа 2010 г.

САМОСТОЯТЕЛЬНОСТЬ

Человек не может быть свободен, если он несамостоятелен. Поэтому первые активные проявления индивидуаль­ной свободы ребенка должны быть направ­ляемы так, чтобы в этой активности выраба­тывалась его самостоятельность. Маленькие дети начинают требовать самостоятельности уже с момента своего отнятия от груди.
Что такое отнятый от груди ребенок? В сущности это дитя, ставшее независимым от груди своей матери. Вместо этого единствен­ного источника питания ребенок теперь на­ходит различные виды пищи; для него источ­ники существования умножаются, и он до некоторой степени может выбирать свою пи­щу, в то время как прежде он был безуслов­но ограничен одной формой питания.
Однако он все еще зависим, так как он не умеет ходить, не умеет самостоятельно умываться и одеваться, не умеет просить о чем-либо языком ясным и удобопонятным. В этом периоде он еще в значительной мере яв­ляется рабом всякого встречного. Но в возра­сте трех лет ребенок уже должен иметь воз­можность проявлять значительную самосто­ятельность и свободу.
Если мы еще не вполне усвоили высокой идеи самостоятельности, то только потому, что сами еще живем в рабских социальных формах. В стадии цивилизации, которая тер­пит прислугу, понятие такой формы жизни, как самостоятельность, не может пустить корней или получить свободное развитие. Так в эпоху рабства было искажено и затем­нено понятие свободы.
Наши слуги не зависят от нас, скорей, мы зависим от них.
Строить социальное здание на столь глу­боком с гуманной точки зрения грехе нельзя, не испытав на себе общих его последствий в форме нравственной приниженности. Часто мы считаем себя самостоятельными только потому, что нами никто не командует, а мы ко­мандуем другими; но барин, которому необ­ходимо звать на помощь слугу, в сущности не самостоятелен, ибо он ниже своего слуги. Па­ралитик, не могущий снять сапог по причи­нам патологическим, и принц, не смеющий снять их по причинам социальным, фактиче­ски находятся в одинаковом положении.
Нация, мирящаяся с идеей рабства и по­лагающая, что пользование услугами ближ­него есть преимущество, живет инстинктом угодливости; и в самом деле, мы слишком легко относимся к раболепным услугам, на­зывая их красивыми именами, как вежли­вость, деликатность, доброта.
А в действительности тот, кому служат, ограничен в своей самостоятельности. Эта мысль должна в будущем стать фундаментом достоинства человека: «Я не желаю услуг, потому что я не бессилен». Вот какую мысль люди должны усвоить, если хотят стать ис­тинно свободными.
Всякая педагогическая мера, мало-маль­ски пригодная для воспитания маленьких де­тей, должна облегчать детям вступление на этот путь самостоятельности. Мы должны учить их ходить без посторонней помощи, бегать, подниматься и спускаться по лестни­цам, поднимать оброненные предметы, са­мостоятельно одеваться и раздеваться, ку­паться, произносить слова отчетливо и точно выражать свои желания. Мы должны разви­вать в детях умение достигать своих индиви­дуальных целей и желаний. Все это – этапы воспитания в духе независимости. Обыкно­венно мы прислуживаем детям, и это не только акт угодливости по отношению к ним, но и прямой вред, так как этим можно заглушить их полезную, самостоятельную деятельность. Мы склонны видеть в детях нечто вроде кукол, мы их моем и кормим со­вершенно так же, как если бы это были кук­лы. Ни на минуту мы не задумываемся над тем, что если ребенок чего-нибудь не делает, то он, очевидно, не знает, как это делать. А ведь он многое должен уметь делать: ведь природа снабдила его физическими средст­вами для выполнения разнообразных дейст­вий и умственными способностями для изу­чения того, как их выполнять. Наш долг по отношению к ребенку при всяком случае заключается в том, чтобы помогать ему овла­деть полезными действиями, каких природа требует от него. Мать, кормящая своего ре­бенка и не делающая никаких шагов, чтобы научить его самостоятельно держать ложку и отыскивать ею рот, мать, которая даже не ест сама на глазах ребенка, чтобы он видел, как она это делает, такая мать поступает непра­вильно. Она оскорбляет основы человечес­кого достоинства в своем сыне, она с ним об­ращается как с куклой, а между тем это – че­ловек, вверенный природою ее попечениям.
Всякому известно, что обучение ребенка искусству самостоятельно есть, умываться и одеваться – работа гораздо более скучная и трудная, требующая неизмеримо большего терпения, чем кормление, умывание и одева­ние ребенка. Но первый род работы – труд воспитателя, а второй род работы – легкий и невысокого качества труд прислуги. Эта ра­бота легче для матери, но крайне вредна для ребенка, так как закрывает путь и ставит пре­пятствия развитию его жизнедеятельности.
Конечные результаты такого отношения матери могут быть чрезвычайно серьезны. Знатный барин, у которого слишком много слуг, не только впадает во все большую зави­симость от них, но делается в конце концов их истинным рабом; его мышцы слабеют от бездеятельности и в конце концов утрачива­ют свою природную способность к работе. Ум человека, не трудящегося над удовлетво­рением своих нужд, но требующего их удов­летворения от других, становится тяжелым и неповоротливым. Если такой человек когда-нибудь прозреет и, сознав свое жалкое состояние, пожелает вернуть свою самостоятель­ность, он убедится, что у него не осталось для этого сил. Вот о каких опасностях долж­ны думать родители из привилегированных классов, если желают, чтобы их дети само­стоятельно и по праву пользовались особы­ми преимуществами, принадлежащими им. Излишняя помощь есть несомненное пре­пятствие развитию природных сил.
Восточные женщины носят шаровары, а европейские – юбки; но первые еще в боль­шей степени, чем последние, изучают как важный элемент воспитания искусство не двигаться. Такое отношение к женщине при­водит к тому, что мужчина работает не толь­ко за себя, но и за женщину; женщина же ис­тощает свои природные силы и жизнедея­тельность, изнывая в рабстве. Мало того, что ее содержат и ей прислуживают – она униже­на, умалена в той индивидуальности, которая принадлежит ей по праву ее рождения в об­разе человеческом. Как отдельный член об­щества она – ноль. Она лишена всех сил и ре­сурсов, обеспечивающих сохранение жизни.
Приведу такой пример: по проселочной дороге едет коляска, в которой сидят отец, мать и ребенок. Вооруженный бандит оста­навливает коляску известной фразой: «Ко­шелек или жизнь». При этом трое находя­щихся в коляске ведут себя весьма различ­ным образом. Мужчина, меткий стрелок, во­оруженный револьвером, быстро выхватыва­ет его и стреляет в грабителя. Мальчик, вооруженный только свободой и легкостью своих ног, вскрикивает и обращается в бегст­во. Женщина, ничем не вооруженная ни от искусства, ни от природы (ибо ноги, непри­выкшие бегать, путаются в юбках), испуска­ет вопль ужаса и падает без чувств.
Эти три различных способа реагирова­ния находятся в теснейшей связи со степе­нью свободы и самостоятельности каждого из трех индивидов. Упавшая в обморок, это – женщина, пальто которой носят услужливые кавалеры, бросающиеся поднимать обронен­ный ею предмет и всячески старающиеся из­бавить ее от малейшего усилия.
Пагуба раболепства и зависимости не только в бесполезном «прожигании жизни», культивирующем беспомощность, но и в раз­витии индивидуальных черт, слишком ясно свидетельствующих о вырождении, об извра­щении нормальной человеческой натуры. Я имею в виду властность, деспотизм, примеры которого нам слишком хорошо известны. Де­спотизм развивается рука об руку с беспо­мощностью. Он – внешний признак душев­ного состояния того, кто существует трудом других людей. Слишком часто хозяин являет­ся тираном своего слуги. Деспотизм - дух надсмотрщика, поставленного над рабом.
Представим себе умного и искусного ра­ботника, не только способного сделать мно­го превосходной работы, но и полезного со­ветчика мастерской, умеющего руководить и направлять общую деятельность среды, в ко­торой он работает. Человек, господствую­щий над своей средой, будет улыбаться в та­кой момент, когда другие предаются гневу, и обнаружит то огромное самообладание, ко­торое является следствием сознания своего превосходства. Но нас ничуть не удивит, если мы узнаем, что у себя дома этот искусный рабочий бранит свою жену за то, что суп не­вкусен или не подан в назначенный час. До­ма он перестал быть искусным работником; здесь искусный работник – его жена, готовя­щая ему обед. Он благодушный, невозмути­мый человек там, где он силен своей рабо­той, и деспот там, где ему служат. Быть мо­жет, если бы он умел стряпать суп, он был бы милейшим человеком!
Человек, собственными силами выпол­няющий все работы, необходимые для удобств и потребностей жизни, побеждает себя, тем самым умножая свои способности и совершенствуясь как личность.
Из юного поколения мы должны создать сильных людей, а сильными людьми мы на­зываем людей самостоятельных и свободных.

Комментариев нет:

Отправить комментарий